БИБЛИОТЕКИ РОСТОВА-НА-ДОНУ
наверх
БИБЛИОТЕКИ РОСТОВА-НА-ДОНУ
Участвовал в строительстве «Ростсельмаша». Член Союза писателей СССР. Ветеран Великой Отечественной войны. Одним из первых прославил словом «Ростсельмаш». Поэт, писатель, драматург. Автор песни «Ростов-город, Ростов-Дон». В течение 30 лет – главный редактор журнала «Огонёк».
Родился 6 (19) января 1911 года в Минске в семье потомственного военного юриста, служившего во время Гражданской войны в рядах Белой армии. В середине 1920-х семья перебралась в Ростов-на-Дону, отец получил должность старшего военного следователя Северо-Кавказского военного округа. В 1926 был арестован. Репрессирован по постановлению Коллегии ОГПУ от 6 апреля 1927 года по ст. 58-11 УК РСФСР «за участие в деятельности белогвардейской контрразведки». Приговорён к высшей мере наказания – расстрелу. На основании статьи 3-«Б» «Закона о реабилитации жертв политических репрессий» реабилитирован 14 апреля 1992 года.
В 1929 Анатолий ушел из школы и через биржу труда попал на завод «Ростсельмаш», где проработал пять лет фрезеровщиком и слесарем, печатая в заводской газете стихи и очерки и руководя заводской агитбригадой. Скоро агитбригада превратилась в литгруппу при газете «Сельмашстроевец» (позже – «Ростсельмашевец»). Анатолий Софронов был секретарем газеты и группы в 1929 – 1934 гг. В литературную группу, наряду с ним, входили Илья Котенко, Пётр Симонов, Константин Прийма, Дмитрий Евтушенко и др. Занятия ЛИТО вели члены Ростовской писательской организации – Владимир Фоменко, Ашот Гернакерьян, Иван Ковалевский. Приезжали делиться литературным опытом с молодыми рабочими-писателями и москвичи: Мариэтта Шагинян, Степан Щипачёв, Максим Горький.
В 1930 на литературном вечере в Ростове А. Софронов впервые встретился с Михаилом Шолоховым. В 1931 поступил на вечернее отделение литературного факультета Ростовского педагогического института (РГПИ).
Кумиром Софронова того времени был Владимир Маяковский. Анатолий Владимирович позже вспоминал о том времени: «Маяковский олицетворял собой новую Россию – разрушающую и созидающую, гневную и радостную. Для нас он был знаменем новой жизни, и мы шли за ним. Стихи его не заучивали, их вдыхали – одним глотком, как воздух... Мы многого тогда еще не знали и не разбирались в тонкостях поэтических направлений, но кто такой Маяковский мы хорошо знали. Мы следовали за ним, подражали ему. Писали плакаты и сочиняли лозунги, которые развешивали в заводской проходной, в цехах, над станками. Нам хотелось работать как Маяковский. И жить, как он!»
От литературного объединения «Ростсельмаш» в 1934 г. А. Софронов принял участие в работе Первого съезда советских писателей, встретился с Максимом Горьким. В том же году в Ростовском книжном издательстве вышла первая книга стихов Софронова «Солнечные дни». В 1937 г. окончил РГПИ. Летом 1938 г. принял участие в съемках документального фильма о Шолохове (Ростовская студия кинохроники).
В том же 1938 г. А. Софронов победил во Всероссийском конкурсе на лучшую песню о пограничниках. В 1940 г. – вступил в КПСС. В годы Великой Отечественной войны был корреспондентом армейской газеты «К победе» 19-й армии И. Конева. На передовой встречался с К. Симоновым, А. Фадеевым, А. Сурковым. Трижды ранен. Долго лечился. В госпиталях стал писать пьесы. После армейской газеты работал в «Известиях», бывал на Южном и Брянском фронтах. В штабе Южного фронта, в освобожденном Ростове, произошла судьбоносная для него встреча с драматургом А. Корнейчуком, которому он показал свои первые драматургические произведения. Перешел на работу в Главное политуправление.
В 1942 г. А. Софронов встречается со старым знакомым – Виталием Закруткиным, ставшим его другом на всю жизнь. Писатели – донцы особенно тяготели к кавалерии, многих из них судьба сводила с 5-м гвардейским кавкорпусом генерала А. Г. Селиванова. Софронов в связи с этим вспоминает: «Анатолий Калинин, Виталий Закруткин и я в разное время бывали в дивизиях этого корпуса… Каждый по-своему отметил свое знакомство с донцами. Анатолий Калинин – романом, я – стихами, Закруткин – одним, пожалуй, наиболее впечатляющим произведением, созданным после того, как в калмыцких степях и в предгорьях Кавказа майор Закруткин находился, что называется, в боевых порядках спешенной кавалерии и принял вместе со своими боевыми друзьями участие в битве за Кавказ. Обо всём этом В. А. Закруткин написал в «Кавказских записках».
К этому же времени относится еще одна судьбоносная встреча Софронова – с композитором-песенником Кацем. Тот попросил написать слова к песне о партизанах. Анатолий Владимирович быстро написал несколько текстов. Один из них – «Шумел сурово Брянский лес». Уже после войны эта песня получила широкую известность в исполнении Георгия Абрамова (1948 г.). Сейчас – официальный гимн Брянской области.
В конце 1940-х Софронов продолжает поддерживать близкие товарищеские отношения с Михаилом Шолоховым. Об этом свидетельствует их частная переписка (например, в телеграмме от 28 декабря 1948 г., адресованной Софронову, находящемуся в Дели (Индия), Шолохов пишет: «Пожалуйста, привези два хороших охотничьих ножа. Сердечно обнимаю».
В 1934 – 1947 гг. Софронов пишет множество патриотических стихов и поэм, по преимуществу – на донскую тему. Ни один поэт на земле не написал стихов о Доне больше, чем Софронов. Он выпускает их последовательно 10-ю сборниками: «Солнечные дни» (1934), «Мы продолжаем песню» (1936), «Над Доном-рекой» (1938), «Сторона донская» (1940), «Конногвардейцы» (1942), «Казачья слава» (1942), «Ковыли» (1944), «Степные солдаты» (1944), «Казачья весна» (1946), «Стихи военных лет» (1947). Поэмы: «Нагайка», «Бочонок» (1939), «Батожок» (1944), «Миус» (1945), «Хмель-хмелёк» (1945), «Золотой берег» (1945). Кроме того, в конце 1930-х – середине 1940-х, писал либретто для оперетт «Соловьиный сад» (1938), «Искатели сокровищ» (1941), «Девушка из Барселоны» (1942).
В 1948 г. Анатолий Софронов был удостоен Сталинской премии второй степени за свою первую пьесу «В одном городе» (1946). Пьеса поставлена в театре им. Моссовета. Одновременно Софронов назначен секретарём СП СССР. Он пробыл на этом посту до 1953 г. На следующий год, в 1949, Софронов опять удостоился государственной премии, на этот раз – первой степени, за пьесу «Московский характер» (1948), поставленную в Малом театре.
С 1949 г. до конца жизни Софронов написал еще 22 пьесы и 8 сценариев фильмов. Из фильмов наиболее полюбилась советскому народу мелодраматическая комедия «Стряпуха» (1965), главную роль в которой сыграла Светлана Светличная. Кроме пьес и сценариев, Софронов выпустил еще шесть сборников стихов. После смерти Сталина, в 1953 г. Анатолий Владимирович назначен главным редактором журнала «Огонёк». Он возглавлял редакцию этого журнала больше 30 лет (до 1986 г.).
Продолжается плодотворное сотрудничество с Михаилом Шолоховым. Именно у Софронова в «Огоньке» в апреле-июне 1954 г. начинается публикация второй книги «Поднятой целины» Шолохова, которую медлил публиковать у себя Твардовский (из-за чего Михаил Александрович даже вышел из редакции «Нового мира», где в начале 1930-х была опубликована первая книга романа). Отношения у Софронова с Шолоховым в этом время более чем коротки.
С самого начала своего главредства А. Софронов на базе «Огонька» формирует группу талантливых советских «шолоховедов», многие из которых были с Дона (К. Прийма, В. Закруткин, П. Лебеденко и др.).
В 1958 г. А. Софронов становится зам. председателя Советского комитета солидарности со странами Азии и Африки, много ездит по миру, пишет очерки о путешествиях и сценарии к водевилям. Создает Международную ассоциацию писателей стран Азии и Африки и общество «Гефест» для глухонемых художников.
В 1970-е годы, после получения М. Шолоховым Нобелевской премии (1965), – начинается беспримерный расцвет «шолоховедения» в СССР. Лучшее издание этого круга – сборник «Слово о Шолохове», подготовленный Софроновым к 50-летию своего великого друга. Сам А. Софронов в том же юбилейном 1973 г. публикует в «Огоньке» очерк о Шолохове в Вешках «У Лебяжьего яра», а в 1975 в «Современнике» выходит его книга «Шолоховское». Скончался Анатолий Владимирович в Москве 9 сентября 1990 года в возрасте 79 лет.
В ростовском театре им. Горького в разные годы было поставлено 12 пьес Анатолия Софронова. Некоторые произведения Софронова переведены на иностранные языки. В 1994 жена Анатолия Владимировича Эвелина основала при Союзе Писателей России литературно-мемориальную гостиную Софронова, «хранящую память о поколении людей безраздельно принадлежащих своей Родине».
Как отметил на вечере памяти Анатолия Софронова, прошедшем в ЦДЛ в 2006 г., председатель Московской организации Союза писателей России В. И. Гусев, «с именем Анатолия Софронова неизбежно ассоциируется слово и понятие «русский». Анатолий Софронов был одним из первых в Советском Союзе, кто предвидел грядущую трагедию русского народа, народа-интернационалиста в лучшем смысле этого слова».
* * *
Опять Ростов... Уже на склоне жизни,
Но всё еще по-прежнему – Ростов;
Уже почти что без друзей и ближних,
Потерянных под грохотом годов.
Седые, в орденах и при медалях,
Чем путь отмечен – каждому своё, –
Заслуженное доблести литьё,
В котором кровь и пройденные дали.
Уже для многих наши имена –
Как дальний шелест ветра при дороге...
И все-таки здесь вся сошлась страна,
Со всех сторон, но на одном пороге.
И где-то в сердце юности ручей
По капле лёд февральский пробивает – И снова по теченью прибивает
Меня туда, где с каждым днём теплей.
Вода живая, стоит прикоснуться,
Лицо умыть – и ты опять живой,
Воскреснувший от раны ножевой,
Вновь пожелавший к жизни обернуться.
А жизнь журчит, журчит по проводам
И что-то там весеннее лопочет,
И может быть, сама того не хочет,
Но вновь ведёт обратный счёт годам.
О ней ты бредил по ночам,
Страданий не тая;
Она – начало всех начал,
Земля, земля твоя.
Она была тебе дана
Навек, на тыщи лет;
Такая, как она, – одна,
Другой, похожей, – нет.
Когда ты вырос и в очах
Зажегся огонёк,
В полдневный зной тебя встречал
Над Доном ковылёк.
Он был таким же в страшный зной,
Когда в дыму, в огне
Он увидал нас за рекой,
На левой стороне...
Земля моя, земля твоя –
Равнины да яры,
Ты кровью, честью, клятвою
Нам стала с той поры.
И нет в душе тоски сильней
И горести сильней,
Когда ты думаешь, о ней,
Истерзанной, твоей...
И вот опять ты на своём
На правом берегу
Стоишь, не тронутый огнём,
На розовом снегу.
Ты снег руками разгребешь,
Один из сыновей,
Губами верными прильнешь
К земле, к земле твоей.
Казачий берег, тихий Дон,
Родимые края,
Степной ковыль, сожженный дом,
Земля, земля твоя!
Огненно-рыжие лисы
Перебегают дороги...
Может быть, это листья
С бурых бугров отлогих?
Мечется ранняя осень,
Места себе не находит...
Всё это так не просто
Даже в степной природе.
Пламя стелется степью,
Пламя стерню стирает;
Пламя грохочет цепью,
Пламя зарёй играет.
Мне бы сгореть в пожаре,
Чтоб позабыть о быте;
Нет на земных полушариях
Мне от тебя укрытий.
Сердце печёт тоскою,
Словно листом калёным,
Алым, как небо, клёном,
Стынущим над рекою.
Огненно-рыжие лисы
Перебегают дороги...
Может быть, это листья
С бурых бугров отлогих?
Присягаю тебе, моя Родина,
Сердцем, жизнью своей и трудом;
Всё, что сделано, добыто, пройдено, –
Всё мы землям родным отдаём.
Нами тяготы вместе испытаны
И проложено много дорог,
Но сердцами, как прежде открытыми,
Исполняем мы вечный зарок.
Нет, не все еще тучи рассеяны
Над просторами нашей земли,
И не все еще зерна посеяны,
И не все еще всходы взошли.
В небе всё еще вороны кружатся –
Хочешь, ты их иначе зови!
Но мы вместе с тобою – и мужество
В каждом сердце, в составе крови.
Братство вечных друзей не порушено,
Верность наша не знает границ;
И любовь, как цветы, не засушена
В старых книгах меж желтых страниц.
Мы стоим, как всегда, под знаменами
Неоглядные шири кругом;
Перекличку ведем поименную
И присягу Отчизне даем:
Присягаю тебе, моя Родина,
Нашей правдой и нашей борьбой!
Путь далек... И не всё еще пройдено!
Мы готовы! Мы вместе! С тобой!
Немало раз – припомним-ка, ребята, –
Когда, казалось, нас никто не ждет,
Мы темной ночью постучимся в хату,
И нам хозяйка двери отопрет.
И с плеч винтовки мы опустим наземь,
На лавке длинной снимем сапоги,
За молоком хозяйка в погреб слазит
И скажет нам: «Покушайте, сынки...»
И может, где-то в городе далёком,
Где мать моя хорошая живет,
В глухую полночь, постучавшись в окна,
Такой, как я, в мой дом легко войдет.
И мать моя его, как сына, встретит,
Поможет снять намокшую шинель,
Свечу рукой дрожащею засветит,
Застелет чистой простынью постель.
Когда врага навеки победим мы,
В боях победу трудную возьмем,
Вернется каждый в городок родимый,
В свою семью, в свой светлый милый дом.
Мы ласкаем чужих детей
В полотняных белых рубахах...
Из походной сумки своей
Достаем пожелтевший сахар.
На коленях сидят у нас
И глядят, глядят на медали.
– Где мой папа воюет сейчас?
Вы на фронте его не видали?
В этом возрасте все они
Друг на друга слегка похожи;
И глазенки у них одни,
И родимые пятна на коже.
Сходством редким и я поражен:
Будто здесь отыскав пропажу,
Кудри белые, словно лен,
Я рукой огрубелою глажу.
Может, где-то в моем краю
Бородатый, небритый дядя
Дочку ласковую мою
Так же нежно и бережно гладит.
И она ему в этот час
Говорит и глядит на медали:
– Где мой папа воюет сейчас?
Вы на фронте его не видали?
Когда к нам ворвалось жестокое горе,
Дружка своего мы в бою потеряли,
Сыграли над ним мы последнюю зорю,
Винтовку его мы с земли подобрали.
В шинель боевую его завернули
И в землю сырую его опустили;
Друг другу в глаза сиротливо взглянули,
Над тесной, над темной могилой застыли.
Земля его долго степями носила
И всё отдавала ему – не скупилась;
Она ему волю давала и силу –
Теперь неохотно пред ним расступилась.
Стояли над теплой могилой солдаты,
Глаза их под ветром блестели сухие.
Молчали солдаты и верили свято
В великую силу великой России.
Мы верили свято, что рокот тяжелый
К могиле степной издали донесется;
Землей черноземной, по рощам и селам,
Как ветер, как эхо, над ним пронесется.
И друг наш услышит в остывшей могиле
Не умершим слухом степного солдата,
Что клятву ему мы в бою сохранили:
Вернулись туда, где стояли когда-то.
Родная степь: ковыль, да жито,
Да полынок в степи седой,
Ты перед нами так открыта,
Как мы открыты пред тобой.
Твои яры, да перекаты,
Да нитки серые дорог
Степные воины – солдаты
Узнали вдоль и поперек.
И если суслик в поле свистнет,
Лиса метнется за бугром
И над тобой орел повиснет, –
Язык степной для нас знаком.
Мы пили летнюю прохладу
Твоих ночей, твоей земли;
На ложе жесткого приклада
Мы час-другой поспать могли.
Ты приучила нас к победам,
Родные земли нас зовут,
И за орудиями следом
С рассветом пахари идут.
Вот снова Дон, луга и поймы,
Мартын, летящий наугад.
Как гильзы от одной обоймы,
Под солнцем ерики блестят.
Вот Дон, разъятый на три русла, Перегороженный песком,
Пересекаемый искусно
Рыбачьим старым каюком.
Вот берега его, низовья И копья острых камышей
У полукруга Приазовья, На месте бранных рубежей.
Волна в багряно-желтом свете С плывущим солнцем на закат.
И с переполненною сетью Рыбачий трудный перекат.
И сейнеров победный рокот, И блеск подъятых якорей,
И у причалов вечный клекот Летящих чаек-рыбарей.
И этот свет, и этот ветер, И вдруг открывшийся простор
Тебе милей всего на свете, И навсегда, как до сих пор!
И пусть ты адрес переменишь, В далекой будешь стороне,
Но этим землям не изменишь, Ни вербам этим, ни волне.
С каких бы странствий не явился, От радости иль от беды, –
Как будто вдосталь ты напился, Увидев Дон, живой воды!
Еще и суток не прошло, но вновь к тебе
Стремлюсь, молюсь нежданной встрече,
Нерукотворнице-судьбе,
Принесшей этот вечер.
Молюсь рукам твоим, глазам,
Туманами повитым,
Молюсь мгновеньям и часам,
Как полюсам открытым;
Где ветер – это ураган,
Где ночь как вспышка света.
Где рядом – только океан
И вся внизу планета.
…Туман ползет по ребрам крыш,
Москва лежит под нами,
И ты в глаза мои глядишь
Закрытыми глазами.
Как можно жить, не зная точно,
Откуда ты и кто ты сам?
Кому обязан каждой строчкой,
Каким высоким парусам?
Кому ты твердостью обязан?
Откуда в люди вышел ты?
Кто в жизни дал тебе наказом
Неразводимые мосты,
Соединившие навеки
Тебя с отцовскою землей?
Откуда ты считаешь вехи
Дороги долгой и крутой?
И не ищите, не ищите
Меня в какой стране другой;
Нуждаясь в ласке и защите,
Я возвращаюсь в край родной.
И вот дышу, дышу, вдыхая
Дымок рыбачий над костром,
Смотря, как пламя полыхает
Под искрометным ветерком.
Нет, не ищите, не ищите, –
Я сам всегда сюда иду,
Донской земли старинный житель,
Без этих зорь я пропаду!
Пусть опадает клён багряно,
Теряя листья на ветру…
Осенней ночью ноют раны,
Лишь затихая поутру.
Когда кричат разноголосо,
Росой умывшись, петухи, –
Опять рождаются без спроса,
Без принуждения стихи.
