наверх
МОЯ БОЕВАЯ МОЛОДОСТЬ
Я - коренная ростовчанка.
Жила, училась, как и все мое поколение, а мы хотели быть инженерами, врачами, учеными. В 1938 г. с отличием окончила школу и поступила в Московский текстильный институт. Но пришла первая беда - Финская война, и мне пришлось перевестись в Ростовский машиностроительный институт.
Прошел год, и новая беда - 22 июня ровно в 4 часа нам объявили, что началась война. Занятия в связи с этим прекратились, и нас, студентов, оформили на работу в цеха завода «Ростсельмаш». Мне дали работу на сверлильном станке. Немцы все ближе подходили к Ростову, пришлось выходить на оборонительные работы - рыть окопы.
Осенью 1942 г. институт эвакуировали, и мне пришлось покинуть Ростов и обосноваться в станице Гуляй-Борисовка. Скоро колхоз в Гуляй-Борисовке тоже эвакуировался, и я с ним покинула станицу. Мы присоединились к отступающей 56-й армии. При переправе через Кубань (станица Григорополисская) немецкий десант разбил отступающих на 2 части: хвостовая часть, где оказались и мы (колхоз), попала в окружение - уже на оккупированной немцами территории. Гражданское население немцы построили в колонны и направили по месту жительства, так я вернулась в оккупированный немцами Ростов. В Ростове шла регистрация молодежи на бирже, и только тех, кто работал, не отправляли в Германию. С помощью знакомых меня устроили работать в ЖКО Сельмаша. Вскоре ЖКО реорганизовали в бургомистерство. При нем был организован имущественный отдел, задачей которого было ходить по домам и собирать теплые вещи для военнопленных.
Работая в бургомистерстве, я познакомилась с Лидией Петровной Акимовой - кассиром столовой бургомистерства. Мы не были близкими подругами, но у меня никого не было из близких знакомых, и я часто делилась с ней всеми своими горестями. Однажды она мне сказала: «Останься после закрытия столовой. Ты мне нужна». Я так и сделала, но когда никого не осталось, кроме Бориса Агабабьяна (директор столовой), она сказала: «Спускайся по лестнице в подвал». Сначала я не поняла, но она повторила. Б.Агабабьян подвел меня к подвалу, и я стала спускаться. Темно, но где-то в углу горел свет, и мужской голос сказал: «Иди на свет». В углу сидел мужчина средних лет. «Садись», - сказал он; после разговора я поняла - это Михаил Югов. Он продиктовал, как надо написать «клятву верности Родине».
Я стала членом его отряда, и он определил меня в разведгруппу. «Запомни, - говорил он, - конспирация - мой закон». Я вступила в отряд Югова, когда он был уже действующей боевой организацией с очень умным, опытным разведчиком-командиром Юговым, крепким, собранным начальником штаба отряда СЕ. Кукуюком. В отряде был жесткий закон - конспирация. Однако в отряде Югова «свои» работали и на бирже, и в медицинских учреждениях, и на транспортной колонне, и даже в концлагере.
Однажды мне передали, чтобы я зашла к Вере Хохловой.Там были Михаил и Лида. «Валя, - сказал Михаил, - тебе предстоит очень трудная задача - войти в доверие к бургомистру, тем более что ты знаешь немецкий язык. Нам нужны эваколистки, печати, информация, поступающая к нему». - «Но я не переводчица», - возразила я. «Используй все, что в твоих силах», - ответил Михаил. Другой возможности, кроме «немецкого языка», у меня не было. Так постепенно я вошла в доверие к бургомистру и переводила речь немцев, правда, иногда и неточно. Я почувствовала, что нужна ему, так как я была бесплатная переводчица. Половину задания Югова я выполнила.
Однажды вызывает меня бургомистр и говорит: «Вот машинка - мне надо напечатать бланки справок». Я удивилась, потому что в бургомистерстве были и секретарь-машинистка, и делопроизводитель. Я ответила, что печатаю плохо и могу поломать машинку, а потом подумала, что бумага лежит у него в сейфе, значит, будет доступ туда. Так я могла оставаться в кабинете, печатать бланки и, когда кончалась бумага, брать ее в сейфе. Однажды я увидела рядом со стопкой эваколистков штамп, печать и закрытую папку, которую бургомистр сам подшивал... Стопка эваколистков не уменьшалась, так как я подкладывала под низ чистую бумагу. Когда не было бургомистра и Евтушенко (главного бухгалтера), вместо бланков печатала листовки. Использовала всякую возможность сделать оттиски печати и штампов, прочитывать бумаги, приходившие на бургомистра, минуя секретаря. Печатать становилось все труднее, так как Евтушенко все чаще стал смотреть, «как я учусь». Но потерять машинку еще нельзя было - оставались эваколистки (хоть немного).
Однажды потребовалась штабу еще одна машинка (их было 2), и эту машинку нужно было передать, сказав бургомистру, что она испортилась и ее срочно нужно отремонтировать, тем более что этих бланков-справок уже больше 50, он согласился. Машинку перенесли на квартиру Аллы Сердюк. Ночью я, Алла и Николай Федунов печатали листовки, а утром (большую часть брал Федунов) мы где было возможно расклеивали их. Наши эваколистки и листовки многих ростовчан спасли от Германии.
Однажды меня предупредили, чтобы я задержалась на работе: придет «немец» за теплыми вещами (я узнала, что это Кукуюк), но предупредили - теплые вещи должны быть лучшими. Приехал «немец», забрал вещи, и они очень пригодились освобожденным партизанами военнопленным, среди которых был полковник Хомутов, потом ставший комиссаром отряда Югова.
Приближался Новый 1943 год.
Евтушенко вызвал к себе директора столовой Бориса Агабабьяна и сказал, что для господ офицеров в знак уважения надо сделать «елку» (бал). Обслуживание новогоднего бала возлагалось на столовую бургомистерства. Агабабьян доложил обо всем Югову. Командование отряда решило принять участие в бале по-своему. Вспомнили о пренебрежительном отношении немцев-офицеров к своим союзникам. Кроме офицеров-немцев прибыли десятка полтора румын и словаков. Нас, девчонок-официанток, проинструктировал директор. Евтушенко требовал от официанток внимания к немцам. Через 2 часа охмелевшие офицеры начали вести себя развязно, официантки по сигналу Агабабьяна стали прятаться за румын и словаков, началась драка. Югов, который находился в посудомоечной, выключил рубильник. Официантки выбежали. Наутро встречавшие Новый год - кто был в госпитале, кто в синяках. Досталось и бургомистру, а особенно Евтушенко, он почти не появлялся на работе. Так «союзнички» встретили Новый год в г.Ростове-на-Дону.
Я думала, что бургомистр потребует машинку, но ему уже было не до нее, он все реже появлялся в бургомистерстве.
С 13 на 14 февраля мы получили приказ Югова явиться к 2 часам ночи к дому Веры Хохловой, там нам выдали сумки с медикаментами, мужчинам - оружие. Отряд должен был ударить с тыла по минометной группе немцев, обстреливающей наступающие части нашей армии в районе разъезда Западный. Бой вели 6 часов, среди наших ребят были раненые, но немцев выбили, захватили трофеи и очистили дорогу наступающей нашей армии.
После освобождения Ростова отряд Югова расформировали и отправили воевать дальше в разные части. Я попала в третью трофейную бригаду под командованием полковника Кирша. Бригаду направили в г. Сальск, а затем в Польшу.
Я вернулась в Ростов-на-Дону для продолжения учебы (институт уже вернулся), окончила институт с отличием в 1945 г. Направили меня работать на завод «Красный Аксай» в военный цех технологом по сварке стабилизаторов для мин. В 1947 г. я переехала жить в г.Сталинград. Работала преподавателем в ремесленном училище №1, затем перешла работать в Сталинградский научно-исследовательский институт нефтяного и газового оборудования, защитила кандидатский минимум, имею свои труды по наплавке твердых сплавов. В 1975 г. вернулась в г.Ростов-на-Дону и поступила работать инженером по технике безопасности объединения автовокзалов и автостанций «Роставтотранса».